Во время неожиданного визита Гитлера в Финляндию 4 июня 1942 года на празднование 75-летия маршала Маннергейма финский звукоинженер Тор Дамен тайно сделал 11 минутную запись секретных переговоров между ними. Во время разговора, на 11 минуте, личный СС охранник Гитлера заметил, что ведётся запись разговора, он дал приказ остановить эту запись.
После был приказ уничтожить плёнку, но каким то чудом плёнка сохранилась и была найдена в отцовском гараже 1992 году сыном Тора Дамена и отдана в Радио и ТВ музей и в архив финской радиовещательной компании в городе Лахти, Финляндия. Запись обнародована в 2004 году.
Перевод:
Гитлер: ... очень серьезная опасность, пожалуй, самая серьезная — это всё, что можно сказать на данный момент. Мы сами не понимали — насколько хорошо это государство [СССР] было вооружено.
Маннергейм: Нет, и мы не думали об этом.
Гитлер: Нет, я тоже нет.
Маннергейм: Даже во время Зимней войны мы не особенно задумывались над этим. Конечно ...
Гитлер (перебивает): Да.
Маннергейм: Теперь нет никаких сомнений в том, что все эти вооружения были у них и тогда.
Гитлер: Безусловно. Это самые огромные вооружения, что могли бы себе представить люди. Ну, если бы кто-то сказал мне, что страна с ... ( Гитлерa прервал звук открытия и закрытия дверей) Если кто-то сказал мне, чтобы речь идёт о 35,000 танках, я бы ответил: "Ты с ума сошёл!"
Маннергейм: Тридцать пять?
Гитлер: Тридцать пять тысяч танков.
Другой голос в фоновом режиме: Тридцать пять тысяч! Да!
Гитлер: Мы уничтожили — уже к сегодняшнему дню — более 34,000 танков. Если бы кто-нибудь сказал мне,что у вас какой-нибудь страны есть 35,000 танков, я бы сказал: "Вы, батенька, преувеличиваете в два или в десять раз. Вы сумасшедший. Вы видите призраков". Я не счёл бы это возможным. Ранее я говорил Вам, мы нашли заводы, один из них в Kраматорске, например. Только там два года назад было несколько сотен [танков]. Мы ничего не знали. Сегодня есть танковый завод, где в течение первой смены работают около 30000, а за сутки чуть более 60.000 — один танковый завод! Гигантские фабрики! Массы рабочих, которые, конечно, жили, как животные и ...
Другой голос (перебивает): В Донецкой области?
Гитлер: В области Донца. (Фоновый шум от стук чашек и тарелок ).
Маннергейм: Ну, если вы помните, у них было почти 20-25 лет свободы, чтобы вооружить себя ...
Гитлер: (тихо перебивает) Это было невероятно.
Маннергейм: И всё-всё потрачено на вооружение.
Гитлер: Только на вооружение.
Маннергейм: Только на вооружение!
Гитлер: (Вздыхает.) Только что я сказал Вашему президенту [Рюти], что я даже представить себе этого не мог. Меня извиняет то, что у меня была идея, но я бы принял решение [о вторжении] так или иначе, потому что не было никакой другой возможности. Решение о начале войны было принято уже зимой 1939 / 1940. И если б только этот кошмар, есть еще хуже! Потому что война на два фронта — была бы невозможна — это сломало бы нас сразу. Сегодня мы видим это более очевидно, чем мы видели тогда. Я изначально хотел — уже осенью 1939 — провести кампанию на Западе, но плохая погода постоянно препятствовала нам.
Знаете всё наше вооружение — это вооружение для хорошей погоды. Оно очень способное, очень хорошее, но, к сожалению, это вооружение для хорошей погоды. Мы увидели это во время войны. Наше оружие естественно были сделано для Западного фронта, мы все так думали, и это было правдой, до сего времени, ну, это было наблюдение с давних времен: вы не можете воевать в зимнее время. Немецкие танки не были протестированы, например, на подготовку к зимней войне . Вместо этого, мы провели испытания, чтобы доказать, что невозможно вести войну зимой. Это другой подход [нежели советский]. Осенью 1939 года мы постоянно задумывались над этим вопросом. Я отчаянно хотел атаковать, и я твердо верил, что мы можем сокрушить Францию за шесть недель.
Тем не менее, мы столкнулись с вопросом, можно ли двигаться вообще — дождь шел непрерывно. И я знаю те французские области очень хорошо, я сам тоже не мог игнорировать мнение многих из моих генералов, что лобовым танковым ударом там не пройти, а наша авиация не может эффективно использоваться с наших аэродромов из-за дождя.
Я знаю северную Францию сам. Вы знаете, я служил там в Великую войну, в течение четырех лет. Итак ,случилась задержка. Если бы я бы мог устранить Францию в 1939-ом , то ход мировой истории был бы изменён. Но мне пришлось ждать до 1940 года. К сожалению, начинать раньше мая было невозможно. Только 10-го мая был первый хороший день — и 10-го мая я сразу атаковал. Я отдал приказ напасть между 8-ым и 10-ым. И то мы должны были проделать огромную переброску наших дивизий с востока на запад.
Во время первой задачи в Норвегии мы столкнулись — сейчас я могу откровенно об этом сказать — с серьёзной бедой, а именно — слабостью, это Италия. Во-первых, из-за ситуации в Северной Африке, во-вторых, в связи с ситуацией в Албании и Греции. Мы должны были помочь. Это означало для нас небольшую задержку, сначала — расщепление наших военно-воздушных сил, разделение наших танковых сил. И в то же время мы готовили танковый кулак на востоке. Мы должны были передать единовременно две дивизии, две дивизии и потом добавили 3-ю, которые мы были вынуждены пополнять непрерывно, вследствие больших потерь. Это было кровавое столкновения в пустыне.
Всё это было неизбежно, как видите. У меня был разговор с Молотовым . В то время, и это было абсолютно понятно, Молотов прибыл с решением начать войну, а я уклонился от решения начать войну, и уклонился с пониманием того, что предотвратить её невозможно. Его требования были ясно направлены на то, чтобы в конце концов править Европой. (здесь практически шёпотом) Тогда я ему не публично ... (неясно).
Уже к осени 1940 года мы постоянно сталкивались с вопросом: должны ли мы рассмотреть разрыв отношений [с СССР]? В то время я посоветовал финскому правительству затягивать переговоры, чтобы выиграть время потому, что я всегда боялся, что Россия нападёт на Румынию внезапно в конце осени, и займёт нефтяные поля. А мы не были готовы в конце осени 1940 года. Если бы Россия действительно захватила румынские нефтяные поля, то Германия была бы потеряна. На это потребовалось бы всего 60 русских дивизий.
В Румынии у нас, разумеется, в то время не было никаких значительных сил. Правительство Румынии обратилось к нам совсем недавно, и то что мы там сделали, было смешно. Мы только заняли нефтяные поля. Конечно, с нашим вооружением мы могли бы начать войну в сентябре или октябре, но об этом не могло быть и речи. Естественно, переброска на восток была не в такой стадии. Конечно, первые подразделения пришлось бы расконцентрировать на западе. Во-первых, мы должны были позаботиться о вооружениях. У нас было много потерь во время нашей кампании на Западе. Конечно, невозможно было атаковать до весны 1941. И если бы русские в то время — осенью 1940 г. — заняли Румынию и взяли нефтяные скважины, тогда мы были бы беспомощными в 1941 году.
Другой голос : без нефти ...
Гитлер (перебивает): У нас огромное немецкое производство, но нужды военно-воздушных сил, наши танковые дивизий они действительно большие. Этот уровень потребления превосходит всяческое воображение. И без добавления от четырёх до пяти миллионов тонн румынской нефти, мы не смогли бы воевать, и это было моим самым большим беспокойством. Поэтому я стремился, продлить время переговоров ", пока бы мы не стали достаточно сильны, чтобы противостоять вымогательским требованиям [Москвы]. Потому, что это были просто неприкрытые вымогательские требования. Они были вымогательскими. Русские знали, что мы связаны на западе. Они действительно могли вымогать у нас всё,что угодно. Только тогда, когда Молотов посетил нас, я сказал откровенно,что требования, их многочисленные требования, неприемлемы для нас. На этом все переговоры резко оборвались в то же утро.
Были четыре темы. Одна тема касалась Финляндии. Независимость от финской угрозы, сказал он. [Я сказал] Вы хотите сказать мне, что Финляндии угрожает вам!? Но он сказал: "Те, кто в Финляндии принимают меры против друзей Советского Союза, они [действуют] против [нашего] общества, против нас; они будут постоянно преследовать нас, великую державу. Мы не можем позволить себе угрозу со стороны ничтожной страны.
Я сказал: "Ваше, существование под угрозой со стороны Финляндии?! Вы это хотите мне сказать?!"
Маннергейм (перебивает): Смешно!
Гитлер: "... что ваше существование находится под угрозой со стороны Финляндии?" Ну [она] моральная угроза в адрес великой державы. Тогда я сказал ему, что мы не принимаем дальнейшую войну в Балтийском регионе в качестве пассивных зрителей. В ответ он спросил, как мы рассматриваем нашу позицию в Румынии. "Мы дали им гарантии." [Он хотел знать] Была ли эта гарантия направлена и ;;против России тоже? И тогда я сказал ему: "Я не думаю, что она направлена против вас, потому что я не думаю, что вы имеете намерение атаковать Румынию. Вы всегда заявляли, что Бессарабия является вашей, но вы никогда не заявляли, что хотите напасть на Румынию! "
"Да". Он спросил меня, что хотел бы знать точнее, если это гарантия ... (дверь открывается, запись обрывается.) развернуть
0 /
835 / 0 / 3 года назад /
От: lashara
