Один мой телевизионный знакомый написал откровенный рассказ о работе на ТВ. Было это уже достаточно давно. Сейчас времена изменились, таких диковинных персонажей больше не осталось кого уволили, кто умер от алкоголизма.
Был у меня оператор Вова Солитер, с которым мне пришлось работать. Он, скажу я вам, начинал пить еще в самолете. Да так, что на конечном пункте его приходилось выносить.
Как -то во время командировки в Бурятию он снимал козла тридцать минут(!). Впервые в моей практике целая кассета была занята козлом. Все дубли, между прочим, были отличные. Жаль, мне нужен был только один.
До Бурятии Вова пил в самолёте в течение пяти (!) полётных часов. Я не встречал людей с таким здоровьем ни до ни после в своей жизни. Он мог пить, сделать небольшой перерыв на сон, и опять пить.
Выйдя на пенсию, он как -то позвонил мне и сказал, что бросил. Я поинтересовался причиной. Оказалось, у него теперь было мало денег. На здоровье он по-прежнему не жаловался.
Однако вернёмся к командировке. Кляузничать на своих коллег на телевидении было не принято и Вове, как и многое другое, это сошло с рук.
Поэтому не удивительно, что одну из следующих своих командировок, а именно в Финляндию, страну, где действовал сухой закон, я снова поехал с Вовой.
Солитёр и тут себе не изменил. Более того, не успев приехать в финскую гостиницу, он потерял телекамеру. До этого Вова не переставал пить все пять часов полёта. (Хотя еще в Москве клятвенно божился этого не делать).
Когда я вошел в его номер, Вова плашмя лежал на кровати, а его техник Славик, как зомби, стоял, держась за стояк и смотрел в одну точку.
Теперь догадайтесь, что мы приехали снимать? Правильно, борьбу финнов с алкоголизмом.
Приведя энергичными оплеухами в чувство Славика, я попытался растолкать Вову. Ничего не получилось. Тогда мы взяли со Славиком Солитера за ноги и за руки и отнесли его в холодную ванну. Ванна Вове не понравилась, он громко ругался, и даже полез на нас обоих с кулаками, но во время протрезвел.
– Где телекамера? – Спросил я его, когда он немного пришёл в чувство
– Вот, – показал Вова на пустое место у кровати.
–Где камера? – Повторил я вопрос, адресуя его технику. Техник Славик, едва стоявший на ногах, поняв, что речь идёт о потере камеры, стоимостью 40 тысяч долларов, чуть протрезвел.
– Я ее сюда при тебе поставил! Заревел на техника Вова. Славик лишь хмыкнул в ответ. Это означало, что он такого не помнит.
– Не знаю, – наконец, проговорил техник, гуляя всем телом и пытаясь наклониться, чтобы посмотреть, не затерялась ли камера под ногами.
Шутка шуткой, но камеры не было! Без камеры невозможно было отработать задание, а это грозило стопроцентным увольнением.
Немного протрезвев после душа, Солитер заглянул под кровать, затем под шкаф, под стол, для чего ему пришлось встать на колени. В этой позе он внезапно замер, а потом с громким стуком упал на пол, и захрапел.
– Готовчик! – Радостно прокомментировал Славик, показывая на Вову пальцем.
Я встал и взявшись за голову, начал смотреть перед собой, как Славик, хотя не пил, лихорадочно соображая, что делать. Без камеры невозможно было выполнить задание, на которое редакция ассигновала немалые деньги. Ситуация казалась безвыходной.
Камера нашлась абсолютно случайно. Цивилизованные финны и не собирались её красть. На фиг она им?
Камера стояла в одном из многочисленных аппендиксов гостиничного комплекса, то есть, там, где её оставили. Горничная на всякий случай не стала даже ее передвигать. Пропылесосила рядом и ушла. Флегматичная финка…
Другой мой оператор Калитниченко тоже большой любитель выпить, поехав со мной в суровый Норильск, попал в милицию.
Дело было так. Приехав вечером в гостиницу, он первым делом пошёл в ресторан поужинать. Калитниченко заказал себе суп, салат и триста граммов водки.
– Тебе не много? – Спросил я, удивлённо глядя на наполовину полный графин перед ним.
– Нормально, – развязно проговорил он, наливая себе в рюмку.
Калитниченко был молодым парнем, лет двадцати трёх. Пить он не умел, это было ясно. Просто подражал бывалым операторам с тренированной печенью, размером в футбольный мяч. Что-то мне подсказывало, что и у моего оператора одним графином не обойдется.
– Я не запрещаю, не в моих правилах. -Сказал я ему. Не забывай только, что на улице минус 50. Упадешь, не встанешь.
– Не учи учёного, – поморщился Калитниченко.
На всякий случай, я дождался, пока он закончит ужинать, довел его до номера, убедился, что он лег в кровать, и только после этого пошел спать сам.
Через пару часов, уже глубокой ночью, меня разбудил громкий стук в дверь. Открыв ее, я увидел милиционеров. Они держали в руках громадный чёрный полиэтиленовый пакет.
– Ваше? – Спросил сержант. – Заберите! – И бросили куль мне под ноги. Куль оказался вовсе не кулем, а моим оператором. Просто он был внутри своей черной и почему-то промокшей насквозь куртки и, кажется, не подавал признаков жизни.
– Он живой хоть? – Спросил я.
– Живой, чего ему будет? – Охотно ответил сержант.
– Как же так…-почесал я спросонья затылок – я же его спать отправил.
– А он не пошел. – Весело ответил сержант. – Он пошёл в ресторан. Заказал бутылку водки, мы за ним следили, он там к женщинам приставал…Потом еще бутылку заказал.
– Он две заказал, – поправил его второй сержант.
– Да, точно, две. Вторую он потом пытался об нас разбить, но…мы ему не дали.
– А почему он пытался о вас ее разбить? – спросил я.
– Потому что мы его спросили, что он делает в столь поздний час один в городе. Молодой пацан -то, зелёный совсем...
Я присмотрелся к милиционерам. Нет, они не были похожи на бандитов в форме, какими их иногда показывают по телевизору. Нормальные ребята, простые, хорошие лица.
– Вы не думайте, -словно прочитав мои мысли сказал сержант – мы к нему не цеплялись. У нас тут на крайнем севере такой порядок: видишь пьяного – доведи домой. Холода под минус пятьдесят ночью. Упал человек – и замерз. Поэтому мы его спросили, чтоб узнать, как он, а он…
– Что он? – Спросил я.
– А он говорит нам: вас трясет? То есть, вообще даже грубее спросил. Я ему говорю: ну, допустим, трясет.
– Он мне в ответ: тогда попрыгай и пройдет!
– Ну, мы и попрыгали чуть – чуть.... на нём.
Сержант кивнул на куль.
– Ясно… говорю я, с ужасом наблюдая на все более увеличивающуюся лужу под моим оператором.
– А почему он мокрый?
– Этого мы не знаем. Это уже его в камере кто-то облил. Может, он там тоже кого обидел…
Поговорив со мной, милиционеры ушли. Как только дверь закрылась, куча зашевелилась, и из нее заревело:
– …волки позорные, попишу всех, гадов!...
На Третьем канале, где я тогда работал, Калитниченко пробыл недолго. Ушел во вновь образованную компанию, где его, якобы, понимали.
Иногда я вижу его гуляющего по Останкино. Здороваясь со мной, он непременно интересуется моими делами. Я сдержанно отвечаю и бегу по своим делам. Интересоваться его жизнь мне почему -то не интересно.
Автор Андрей Антонов