Я — Железный человек.
Это выяснилось совершенно случайно, когда я упал и услышал металлический звон.
Нет, я не сошёл с ума.
Рассказываю.
Несколько лет назад мне предстояло пройти медкомиссию для пилотов — я увлекся вертолётами. Один из документов, который меня попросили принести, назывался "выписка из амбулаторной карты по месту наблюдения", её даёт терапевт. Врач выписывает все заболевания за последние 6 месяцев, а также указывает болезни, хронические и в стадии обострения. На основе этой информации, в том числе, строгая врачебная лётно-экспертная комиссия разрешает или запрещает летать.
(Флешбэк в будущее. Забегая вперёд, скажу, что до комиссии я так и не добрался, ибо получение выписки из несуществующей карты стало непреодолимой задачей).
Я напрягся, заглянул во все уголки памяти, куда мог дотянуться и с ужасом осознал, что не был у участкового врача лет двадцать пять. Я даже не знал, к какой поликлинике прикреплён. Не имел представления, как зовут нашего терапевта. Не знал адреса лечебного учреждения. Понятно, что за прошедший отчётный период я, как и все нормальные люди, много раз болел, к счастью, легко — простужался, чихал, кашлял, мучился животом и головной болью, но всегда справлялся с недугами своими силами.
Я даже не стал обращаться к эскулапам, когда один не совсем адекватный сотрудник Первого канала острым тычковым ножом проткнул мне ногу в двух местах — зажило, как на собаке. Шкурка, правда, теперь навсегда испорчена.
-Я здоров, — сказал я руководству вертолетной школы и объяснил ситуацию.
- Верим на слово, — ответили мне. — Трупного запаха нет. С нашей точки зрения летать можете, но выписка всё равно нужна. Иначе допустить к осмотру мы не имеем права.
(Быстрый флэшбэк к более ранним событиям)
А ведь было время, когда я буквально не вылезал из медицинских кабинетов. Когда-то очень давно, под занавес служебной командировки в Эфиопию, мне вырвал больной зуб (не удалил, а именно вырвал) армейский фельдшер, ветеринар по основной специальности, и, видимо, занёс инфекцию. В Москве после прилёта ко всему прочему я подхватил воспаление лёгких, а, может быть, и острый бронхит — точный диагноз так и не поставили. Мой организм, привыкший к 55-градусному зною пустыни Данакиль, отказался снова принимать климат Средней полосы России. Мою кожу начали буравить чудовищные фурункулы, легкие раздирал кашель, жар сменялся ознобом. В те странные дни я с удивлением установил, что температура человеческого тела может падать до 35 градусов. Я сдавал анализы, ходил на прогревания и уколы, пил лекарства и выслушивал советы врачей. Ничего не помогало. Если честно, я думал, что откину копыта, угасну, засну последним сном — можно использовать любой из 233 синонимов к слову "умереть", но я сумел выкарабкаться.
Сейчас я точно знаю, что меня спасло: не бог и не удача, а могучий иммунитет советского человека.
Это — уникальный продукт суровой эпохи, к счастью ушедшей навсегда. Если волшебный меч какого-нибудь Камелота выковывали при свете луны, с нанесением на клинок рунических заклятий, то над моим организмом трудились круглые сутки разные люди — родители, соседи по коммунальной квартире, учителя физкультуры, прапорщики Советской Армии, продавцы кваса, клопы и тд.
Как известно, у советских людей было мало радостей: мало денег, мало свободы, мало хорошей одежды, зарубежных поездок и тд,, зато защитных свойств организма было в избытке, ибо вся наша жизнь являлась сплошным испытанием на выносливость.
Моя закалка началась почти с рождения.
Я рос в коммунальной квартире, в пяти комнатах которой обитало 5 семей или приблизительно двенадцать человек, но сидели мы на одном унитазе и мылись в одной ванной.
Воду в ванной подогревали в газовой колонке. Как правило, когда я собирался в школу, горячая вода заканчивалась, потому что её использовали соседи, которые вставали на работу раньше меня. Мне приходилось становиться под чуть тёплую или холодную струю. "Закаляйся, если хочешь быть здоров! Постарайся
позабыть про докторов", — до сих пор помню слова песни.
Если кто-нибудь чихал на общей кухне, вирусы, как авиационная группа высшего пилотажа "Русские витязи", разлетались повсюду — настоящий коллективизм, это когда один за всех и все на одного.
Мы жили дружно, так же, как обитатели нашей общей микрофлоры — бактерии, микробы, грибы и, страшно сказать, клещи.
Заранее прошу прощения за подробности, но из песни слов не выкинешь — мы подтирались упаковочной бумагой, её надо было мять, иначе она сильно царапалась, а также страницами газет, в основном "Правдой" и "Известиями". Жирная краска шрифта оставалась на коже, при желании, наверное, можно было прочесть на заднице отдельные слова или целые заголовки:
«Свободу Анджеле Дэвис!
Ястребы с Потомака.
Миролюбивая внешняя политика Советского Союза».
Типографская краска содержала свинец и теоретически могла вызвать рак. Туалетную бумагу в СССР долгое время не выпускали, а когда она наконец появилась, стала таким дефицитом, за который надо было вести последний и решительный бой. Более качественная полиграфическая продукция типа «Ровесника» и «Крокодила» до уборной не доходила.
Я чистил зубы зубным порошком. Паста в советских магазинах не продавалась, поэтому зубы приходилось натирать толченным мелом. Потом в армии я увидел, как этим же порошком до блеска надраивают пряжку на ремне и пуговицы на гимнастёрке.
Нас кусали клопы, перебираясь от одной семьи к другой. Жители коммунальной квартиры могли смело сказать друг другу словами Маугли — мы с тобой одной крови, ты и я.
В первых классах школы мне сверлили зуб бормашиной с ножным приводом. Кажется, обезболивающего не давали.
To be continued
